— Ничего. Пока что с ним хлопот не будет. В холле он совсем отключился. Можно мне позвонить от вас?

— Разумеется. И передайте мой горячий привет вашему шефу! — засмеялась Веа.

Ойи приехал за Шевеком к сестре вместе с Пае. Сейчас они сидели рядом на среднем сиденье огромного правительственного лимузина, который Пае всегда мог вызвать в случае надобности — на нем они прошлым летом везли из космопорта Шевека. В данный же момент Шевек лежал бесформенной грудой на заднем сиденье.

— Он весь день пробыл в обществе твоей сестры? — спросил Пае.

— Во всяком случае, с полудня.

— Слава богу!

— Ну что ты так боишься, что он забредет в трущобы? Они там, на Анарресе, совершенно убеждены, что у нас чуть ли не рабство, полно людей, получающих нищенскую зарплату, и так далее. Да пусть он видит все, что хочет!

— Мне наплевать, что он увидит. Нельзя допустить, чтобы увидели его. Ты в последнее время в эти паршивые газетенки заглядывал? А листовки в Старом Городе видел? Насчет «гонца», «предвестника» и тому подобного? Они все цитируют тот известный миф «О гонце, что приходит, опережая свое тысячелетие» — об изгое, что «несет в пустых руках грядущее время». Этим проклятым сбродом в очередной раз овладели апокалиптические настроения. Ищут себе предводителя. Катализатор активности. Ширятся слухи о всеобщей забастовке. Нет, они никогда и ничему не научатся! Мало их учили, видно. Всех этих чертовых мятежников надо послать драться с Тху — только так от них будет какая-то польза.

Оба умолкли, и больше до конца поездки ни один не сказал ни слова.

Ночной сторож помог им перенести Шевека из машины в его комнаты. Когда его швырнули на кровать, он тут же снова захрапел.

Ойи чуть задержался, чтобы снять с Шевека туфли и укрыть его одеялом. Дыхание пьяного было настолько зловонным, что Ойи отшатнулся. В душе его боролись любовь к этому человеку, отвращение и страх. Нахмурившись, он проворчал: «Вот еще кретин чертов!», выключил свет и вышел в соседнюю комнату. Пае стоял у письменного стола, просматривая записи Шевека.

— Оставь! — бросил Ойи, на лице его появилось еще более брезгливое выражение. — Пошли. Уже два часа ночи! Я еле на ногах держусь.

— Слушай, Димере, — удивленно глянул на него Ойи, — здесь же абсолютно ничего нет! Чем же этот ублюдок занимался все это время? Неужели он просто мошенник? Да этот «простодушный крестьянин» из чертовой «Утопии» всех нас вокруг пальца обвел! Где его великая Теория? И когда мы сможем решить проблему нуль-транспортировки и утереть нос этим хайнцам? Девять, нет, десять месяцев мы этого ублюдка холим и лелеем, а проку от него никакого! — И все-таки один из листков Пае сунул в карман, прежде чем последовать за Ойи к двери. 

Глава 8

АНАРРЕС

Они собрались на стадионе Северного парка, все шестеро; над городом в лучах заходящего солнца золотились клубы пыли, и плыла жара. У всех в желудках была приятная тяжесть сытной и вкусной еды — это был праздник середины лета, День Восстания (в честь первого крупного мятежа в Нио Эссейе в 740 году), и повсюду на улицах, прямо на открытом огне, готовили угощение. Надо сказать, угостились они не раз. Повара и работники столовых в этот день пользовались особым почетом — ведь именно они и начали два века назад ту забастовку, которая в итоге привела к восстанию. Таких традиций и праздников на Анарресе было много, некоторые установили еще первые поселенцы, а другие, вроде Праздника сбора урожая или дня летнего Солнцестояния, возникли спонтанно, в соответствии с ритмом жизни, установившимся на планете, среди тех, кто, работая вместе, вместе и веселился.

Шестеро друзей, разумеется, устроили дискуссию, довольно бессвязную, впрочем, и только Таквер была чрезвычайно бодра и рассуждала разумно; она съела неимоверное количество жареных пирожков и маринованных овощей, несколько часов подряд танцевала, однако это пошло ей только на пользу.

— Вот скажите, почему Квигот получил назначение на рыбозаводы Керанского моря? Ведь там ему придется все начинать сызнова! А Туриб между тем осталась здесь. — С тех пор как ее собственный исследовательский проект слили с проектом, находившимся под опекой непосредственно Координационного Совета, Таквер стала ревностной поклонницей многих идей Бедапа. — А все потому, что Квигот — хороший биолог, умница, который просто не согласен с дурацкими теориями Симаса, а Туриб — ничтожество, пустышка, зато умеет отлично потереть Симасу спинку в купальне! Я вам гарантирую, что именно Туриб станет руководить всей программой, когда Симас уйдет на пенсию! Пари готова держать!

— А что это такое? — спросил кто-то лениво — приятели Таквер были не слишком готовы сейчас к дискуссии по социальным проблемам.

Только Бедап, который в последнее время несколько растолстел, усердно бегал трусцой по дорожке стадиона, а остальные и не думали заниматься спортом: сидели на пыльной скамье под деревьями и болтали.

— Это слово йотик, — пояснил Шевек. — Уррасти любят играть в эту игру. Тот, кто угадывает верно возможный результат чего-либо, получает собственность проигравшего. — Шевек давно уже перестал соблюдать запрет Сабула, и все его друзья знали, что он изучал йотик.

— А как же это слово попало в наш язык? — спросил кто-то.

— Это все первые переселенцы. Они вынуждены были учить правик уже взрослыми, а думали по-прежнему на старом языке. Ведь и выражение «черт побери!» в словаре правик отсутствует. Это тоже слово йоти. Фаригв, изобретая наш язык, никаких ругательств не придумал, а может, его компьютеры просто не поняли, в чем необходимость подобных выражений.

— А вот ато такое, например, «ад»? — спросила Таквер. — Я всегда считала, что это фабрика по переработке фекалий в том городке, где я выросла. Честное слово! По-моему, выражение «пошел к черту», то есть в «ад», означает, что тебя посылают в самое плохое место, какое только может быть на свете.

Дезар, который уже получил постоянное назначение на работу в Институте, однако по-прежнему вертелся возле Шевека, хотя Таквер сторонился и разговаривал с ней редко, сказал, как всегда, чрезвычайно кратко:

— -То есть на Уррас.

— Ничего подобного. На Уррасе тебя посылают к черту, когда проклянут.

— Ад — это назначение на все лето в юго-западные пустыни, — сказал Террус, эколог, старый друг Таквер. — А в йотик это связано с религиозными представлениями уррасти. Шев, неужели тебе так уж необходимо читать их труды по религии?

— Некоторые из старых физиков Урраса строили свои теории исключительно по религиозной модели, — откликнулся Шевек. — Такие концепции и сейчас еще в ходу. А вообще-то «ад» означает «обитель абсолютного Зла».

— Ну точно! Фабрика по переработке дерьма в Круглой Долине! — сказала Таквер. — Я так и думала.

Подбежал запыхавшийся Бедап, совершенно белый от пыли. Ручейки пота проложили в пыли дорожки. Бедап тяжело плюхнулся рядом с Шевеком и шумно выдохнул воздух.

— Скажи что-нибудь на йотик, — попросил Ришат, один из студентов Шевека. — Как он, интересно, звучит?

— Ты же знаешь. «Иди к черту!», «черт побери!»...

— Ну хватит ругаться в присутствии дамы! — притворно возмутилась Таквер. — Скажи целое приличное предложение.

Шевек добродушно улыбнулся и произнес нечто довольно длинное.

— Я не совсем, правда, уверен в произношении, — прибавил он. — Только догадываюсь, как должно быть.

— А что это ты сказал?

— «Если то, что время «проходит», является свойством человеческого сознания, то прошлое и будущее — это функции нашего разума». Это цитата. Из работы Керемхо, предтечи классической теории.

— Как странно, что мы порой не можем понять точно таких же, как мы, людей, потому что они говорят на другом языке.

— Эти люди даже на своей планете друг друга понять не могут. И вообще у них там сотни различных языков в этих их бесконечных государствах...

— Ох, воды бы мне сейчас! Напиться бы вдоволь! — все еще тяжело дыша простонал Бедап.